Это подбадривало его. Он лишился той последней моральной поддержки, на которой зиждилась его одержимость. Закон оружия, действующий на Миссури, был за пределами восприятия нормального человека. Он не обязан слепо подчиняться ему. Он имел возможность почувствовать пиррову победу после всех тех поражений, которые ему пришлось пережить. Да, он прочертил красную черту внутри себя. Но не следует допускать, чтобы эта черта становилась длиннее.

Так, довольно спокойно, он пришел к выводу о том, что необходимо покинуть Шейн.

Кроме признания полного поражения, ему больше ничего не оставалось. От этого никуда не уйдешь. Это не просто поражение, которое свойственно пережить каждому человеку, так как система ценностей, которые признает он, практически пришла в упадок. Если он исчезнет быстро, если, повернувшись спиной к этому городу, он произнесет с волнением: «Ты никогда уже не доберешься до меня», – это будет равносильно тому, если бы он извлек драгоценный камень из кучи булыжников. Он понимал, что выбраться отсюда на цивилизованную планету очень тяжело. Он потеряет те доходы и случайные заработки, которые получал даже несмотря на то, что занимал самую маленькую должность в Косфеде. Но если ему удастся исчезнуть без нанесения ущерба своим убеждениям, у него останется хоть что-то.

Когда он, незадолго до захода солнца, складывал вещи, то был совершенно спокоен и уравновешен. Всего несколько необходимых вещей, чтобы добраться до форта Пропалшн. Несмотря на возможную опасность со стороны дикарей во время путешествия, уехать было необходимо, если он хотел одержать полную победу.

Какое-то время он постоял в саду. Свет от фороспор делал блестящими слезинки на его щеках. Кристаллы дрожали и звенели, им не было больно, просто они понимали, что он уезжает. Он наклонился, чтобы с минуту подержать в руке одну гроздь. Затем понес вещи к воротам. Когда он вернулся, чтобы закрыть ворота, то услышал топот копыт.

Он глубоко вздохнул. Всадники находились на расстоянии двух кварталов и уже направлялись к Мейн Стрит. Негустой туман от пыли, которую поднимали копыта их лошадей, скрывал ноги животных.

Окно отворилось. Кто-то выкрикнул приветствие. Крупный мужчина повернулся, помахал рукой. Кто-то выскочил на крыльцо, поднял фонарь. Когда мимо проезжал еще один всадник, свет фонаря упал на его сверкающие серебристые шпоры.

Третий проехал через полосу света. У Зака застучали зубы. Ошибиться было невозможно. По телосложению и котелку на голове можно было точно определить, что это Дикий Билл.

Звуки от топота копыт стали тише. Рука Зака потянулась к щеколде ворот. Отдаленный фонарь уже не освещал всадников. Они растворились в темноте.

Звук от топота их копыт исчез. Слышались лишь пронзительные вопли, которые сопровождались маниакальными звуками пианино, находившегося в пивной.

Теперь, когда бандиты вернулись из Джеронимос, казалось, что его ночным замыслам уже никогда не удастся сбыться.

27

После того, как ему удалось справиться с первыми признаками истерии, Зак настроил себя на то, что ему необходимо что-то предпринять. «Просто помни о том, что от этого зависит твоя жизнь. Твоя жизнь».

Он стоял в темноте недалеко от ворот и пытался по состоянию неба определить, который час. Желтоволосая луна уже зашла. Звезды стали исчезать. Грациозность темноты будет длиться еще приблизительно час. Ему необходимо за это время добраться до конюшни Шейна и украсть коня.

Он взялся за ручку своего саквояжа и, крадучись, направился вдоль стены. Остановился. Прислушался. Спрятался в тени перед ближайшим строением. И снова медленно двинулся вперед. У него не было возможности соблюдать осторожность.

Он сосредоточил все мысли на том, чтобы побыстрее пробраться по переулкам и задним дворикам туда, куда он спешил. За какие-то 15 минут он добрался до места, откуда была хорошо видна конюшня. Он съежился в кустах в боковом дворике здания, которое примыкало к дому старухи Абигайль. В ее прихожей горел ночник. Его свет не попадал на загон конюшни. Постепенно глаза Зака привыкли к темноте, и он начал различать детали: ограду загона, прилегающий к нему амбар с дверью и проемами, ведущими на сеновал.

Саквояж выпал из занемевших рук Зака. Он поднял его и поспешно пересек улицу. Затем взобрался на ограду загона и прислушался. Тихо, только еле-еле слышны ритмичные звуки пианино.

Прохладный ветер обветривал его щеки. Он открыл ворота, быстро направился к амбару.

Из задней двери какой-то мужчина выехал на своей лошади и остановился. Он казался огромным, сидя высоко в седле. К бедру наездника была прикреплена винтовка.

С легкой грацией мужчина прицелился. Навел курок. Патрон проскользнул в патронник, щелкнул затвор.

– Доброе утро, Рендольф. Старина Филемон сказал, что ты, очевидно, собираешься в путь.

– Фритци?

– О, да, – последовал ответ, пока всадник поднимал голову, чтобы можно было окончательно различить черты его лица. Он поднял одну руку, чтобы указать на щеку без шрама. – Это Хенси, ты что не видишь? – На лице появилась змеиная улыбка. Из искусственных ноздрей робота-лошади показался дымок.

– Я… – начал Зак. – Я только…

– А теперь, Рендольф, слушай. Все лошади, которые находятся здесь, уже заняты. Похоже, твое маленькое путешествие откладывается. Лучше просто иди домой и попробуй поспать, мистер Закки, потому что у меня такое ощущение, что сегодня в Шейне будет необыкновенный день. – Он фыркнул. – Да, сэр, особый день.

Вдруг Хенси стал тихонько посмеиваться. Постепенно его смех становился все громче, пока не перешел в гомерический. Зак повернулся и побежал что есть мочи. Всю дорогу его сопровождал громовой голос Хенси.

Сейчас он был уже менее осторожен, пробежал несколько кварталов в обратном направлении, затем срезал влево вдоль улицы, пересек ее и свернул в переулок, чтобы обойти Мейн Стрит. Он быстро добрался до пригорода и свернул к устью реки, протекавшей на окраине городка. Вдалеке справа он увидел светящийся фонарь. Это была обитель доктора Бастера.

Спотыкаясь, Зак пробрался к реке. Он поспешно нагнулся и опустил лицо в поросшую водорослями воду. Затем на четвереньках перебрался вброд на противоположный берег реки. Он уже почти вылез на поверхность, когда ощутил дыхание лошади. Он поднял голову и взвизгнул от неожиданности.

На берегу его поджидал человек на лошади. Всадник уже скакал ему навстречу. Светало. На горизонте сверкали лучи восходящего солнца. Блестели серебристые шпоры. Вся фигура мужчины была мрачной, блестящие усы делили его лицо пополам.

Пробормотав что-то невнятное, Зак повернулся и бегом помчался назад через залив.

Подбежав к дому, он захлопнул ворота сада на щеколду. Чтобы отдышаться, он остановился и пристальным взглядом окинул фороспоры.

Когда за воротами остановился всадник, Заку показалось, что он усмехается. Стрелой влетев в дом, он лег на койку и на какое-то время отключился.

Когда Зак проснулся, в ворота стучали кулаком.

Он натянул на голову одеяло. Стук продолжался. Затем раздался незнакомый громогласный голос: «Мы знаем, Рендольф, что ты здесь. Лучше выйди и прочитай записку».

– Записку? – пронзительно закричал Зак, направляясь в сад. – Записку?

Он с опаской отворил ворота, отодрал прикрепленную бумажку. Улица была безлюдной. Он поспешил обратно, пытаясь разобрать невероятные каракули:

«Я слышал, поговаривают дружки, что ты обокрал их прямо у них под носом. Сейчас долго рассказывать о том, почему они попросили меня о помощи. И вот я спустился с Джеронимос именно из-за этого. Я уверен, что пришло время нам встретиться. Я буду тебя ждать около пивной „Последний шанс“ на Мейн Стрит сразу же после захода солнца. Лучше приходи, иначе я рассержусь и сам приду к тебе».

– Ничего страшного не произошло, – отбивалось в голове Зака. – Ничего не случилось. Все в порядке.

Записка была подписана: «Искренне твой Буффало Юнг».

28

Утро, оранжевое солнце еще не в зените. В Шейне никогда не было слишком шумно. Обычно к этому времени большая часть бандитов, уже повеселившись, засыпала, чтобы утром бодро приветствовать городок. Но этим утром городок был гораздо спокойнее, чем в любой другой день. Во всяком случае, Зак не помнил такой тишины. Все страсти улеглись.Зак пробирался вдоль переулка позади домов, которые выходили фасадом к «Шансу». Старая желтоватая гончая, настоящая, о чем можно было судить по гноящимся ранкам на болезненном теле, посмотрела в его сторону карим глазом и, крадучись, отошла подальше. Он был меченый. Меченый.Он дрожал, стоя позади ветхого здания, к которому подошел украдкой. Он вытащил из кармана пиджака скомканную бумажку и снова окинул ее взглядом. Бумажка затрепетала на ветру. Поднялся легкий бриз. Образовались медленно плывущие облака, наполненные пылью. Зак до сих пор не мог поверить в достоверность записки.